Алексей Кудрин Фото Константина Чалабова / РИА Новости
В отсутствии потребительского или инвестиционного спроса на сбережения граждан страна обречена на рецессию и это ясно любому макроэкономисту
Ведущие деловые СМИ уже много внимания уделили двум «конкурирующим программам реформ», создававшимся в течение уже нескольких лет и представленных наконец верховной власти в виде более, чем 30-страничных презентаций с множеством диаграмм и слоганов. Программа Центра cтратегических разработок (ЦСР) Алексея Кудрина уже получила широкую поддержку со стороны представителей основных экономических ведомств и госбанков, прямо поддерживающих ее основные макроэкономические положения — низкий целевой уровень инфляции и стабильный курс рубля. Именно это, по мнению главных официальных экономистов и финансистов страны, может обеспечить экономический рост.
Например из недавних интервью Эльвиры Набиулиной, Алексея Кудрина, Максима Орешкина, Беллы Златкис для Forbes (ставшего фактически основной «площадкой» для обсуждения экономической стратегии России) следует, что рост будет возможен только при сохранении существующей денежно-кредитной политики (ДКП) в сочетании с административными реформами, направленными на поддержку частного сектора.
» style=»display: none»>
В качестве альтернативы программе ЦСР силами отдельных бизнес-ассоциаций пропагандируется «Стратегия Роста», подготовленная группой экономистов и предпринимателями из «Столыпинского клуба», предлагающая более широкий и конкретный перечень административных мер по поддержке бизнеса и другой подход к ДКП, из которого оппоненты берут лишь тезис про необходимость увеличения объемов кредитования «реального сектора» и, не вдаваясь в детали, объявляют всю программу безграмотной и опасной. Якобы, любое изменение ДКП — путь к гиперинфляции и падению уровня жизни (да еще — перед выборами).
Оставляя это на совести оппонентов, заметим, что «Столыпинский клуб» не обвиняет «государственных экономистов» ни в чем, кроме неспособности обеспечить экономический рост за все послекризисные годы и нежелания поддержать кредитами импортозамещение, шанс которому дали западные санкции. Проблема дискуссии между сторонниками программ — в другом. Никто даже не пытается обосновать предлагаемые в программах реформы госрегулирования экономики теоретической базой. Возможно — потому, что они считают, что это даст оппонентам дополнительные поводы для критики. Ведь в России нет своей макроэкономической теории и придется ссылаться на опыт применения американских теорий в сравнимых странах, то есть — «подставляться» под соответствующие обвинения (все помнят, в чём обвиняли правительство Гайдара с его западными консультантами).
А возможно также и потому, что макроэкономическую базу реформ будет трудно объяснить политикам, т.к. даже самые образованные и прогрессивные из них, читавшие кейнсианцев, монетаристов и др., готовы использовать все теории кусочками — в той части, где это выгодно. То есть, те, кто хочет реформ ради роста, будут, в зависимости от своих групповых интересов, выступать за сильный или за слабый рубль, за рост или снижение денежной массы и бюджетных расходов, за стимулирование потребления или — за повышение налогов с граждан, за повышение занятости или за ставку на высокопроизводительное оборудование (эту занятость снижающее).
Всеми игнорируется несовместимость различных подходов к стимулированию экономического роста. И такая «мелочь», как отсутствие теоретической базы, не позволяет ни одной группе создать практически применимой программы. Не останавливаясь подробно на очевидных вещах, отметим, что в основе качественной программы должны лежать не противоречащие друг другу положения по вопросам:
— сбалансированности импорта и экспорта (с учетом международного разделения труда),
— потребности в инвестициях и доступа к рынкам капитала,
— конкуренции, как главного средства повышения эффективности (и отсюда уже — приватизации, допуска иностранцев на внутренний рынок товаров и инвестиций),
— стимулирования потребления и сбережений населения,
— сбалансированности государственных расходов, налогообложения частного бизнеса и граждан, а также способов распределения бюджетов всех уровней.
Ничего этого в программах нет или почти нет, а уж тем более — никто, видимо, не пытался сделать разделы программ взаимно непротиворечивыми. В частности, программа ЦСР выглядит, как сочетание общих оценок причин отсутствия роста ВВП и не очень конкретных идей разнообразных институциональных преобразований по повышению качества жизни, развитию современных технологий, приватизации и снижению административной нагрузки на бизнес. Но для профессиональной программы реформ в программе ЦСР нет обоснованных (т.е. — реализуемых) предложений, которые должны присутствовать в документах такого уровня.
Безусловно, хорошо, что ЦСР предлагает атаку по широкому фронту «структурных реформ», выделяя такие основные направления, как реформа госуправления, судебная реформа, социальные реформы (не ясно только — за счет каких средств). В Программе и выступлениях авторов также внимание уделяется материальной базе (в перспективе — не государственной, т.к. речь идёт о «малом и среднем бизнесе») роста несырьевого экспорта.
Основа платформы ЦСР («Проблемы — решения») — устранение технологическое отставание (при санкциях — не ясно как), улучшение демографии (весьма общие рекомендации, хотя очевидно, что без «раздачи денег» вообще ничего тут не изменить) и, традиционно — улучшить госуправление путем снижения количества проверок и т.д..
Из того, что имеет отношение к экономическим реформам ЦСР много говорит про задачу повысить производительность труда. Однако поскольку производительность труда в любой модели — это «остаточный фактор» (т.е. он, как правило вычисляется последним, зная рост ВВП и два других фактора — труд и капитал, — пост фактум вычисляется производительность), то просто желать повышения производительности в отрыве от стимулов роста, от доступа к капиталу — это не решение. Более того — ставить задачу роста производительности крайне сложно (почти бессмысленно, если не идёт речь об индустриализациях XIX-XX-го веков), т.к. во всем мире известно, что производительность труда (точнее total factor productivity) — самое сложное из всего, на что может повлиять государство. Только конкуренция в частном секторе и стоимость рабочей силы могут обеспечить условия для роста производительности.
Кроме того, измерение производительности труда в российских условиях сильно зависит от курса рубля. И в программе ЦСР показано, что в отсутствии девальвации — продуктивность более менее стабильно растет и в случае успешного продолжения усилий ЦБ сохранять стабильный курс рубля, проекция текущих трендов не так печальна. Можно было бы поставить задачу сохранить положительную динамику при росте инвестиций (а значит — зарплат, денежной массы). Но производительность позиционируется, как цель.
При этом игнорируется взаимосвязь производительности и инвестиций на те самые высокопроизводительные рабочие места. Ведь с увеличением стоимости рабочих мест снижается занятость (а скрытая безработица уже велика) и «плывут» все социальные аспекты реформ. Несомненно, что в ЦСР это всем известно, но из Программы следует обратное — как будто специально политическим властям и общественности презентуются в качестве главных целей вторичные задачи, не реализуемые отдельно от макроэкономики.
Еще один пример раздела Программы, состоящего из пока не обоснованных и не увязанных с другими разделами — инвестиции. Роль рынков капитала в России снижается из-за санкций и сворачивания фондового рынка. А в Программе ЦСР почти весь рост инвестиций приходится на загадочные «прочие источники».
Аналогично, предлагается создать «10-20 международных консорциумов» с поддержкой инвестиционными контрактами и субсидиями. Правда, совсем не очень понятно какие продукты и на какие рынки будут продавать эти «льготники» и за счет чего удвоится экспорт. А ведь если субсидии и льготы дадут одним (очевидно — государственным и дружественным им иностранным корпорациям), то прочему частному бизнесу достанется лишь дополнительная нагрузка и искусственное ограничение конкуренции. Интересно, что это предложено не «государственниками», а либеральными экономистами.
Пример такого «консорциума» — высокоскоростная железная дорога Екатеринбург-Челябинск. Кто ее загрузит не ясно, а кто построит — можно легко догадаться. Конечно, почти от любого инфраструктурного проекта бывает положительный побочный эффект (или externalities), но при таком подходе он тоже будет скорее минимальный. Кроме того, такие инвестидеи никак не сочетаются со стабильным рублем, поддержание курса рубля явно не декларируется в самой Программе ЦСР, но везде высказывается сторонниками ЦСР.
Наконец, целенаправленные инвестиции в экспортные проекты, особенно — в несырьевом секторе не сочетается с сохраняющимися санкциями – США и ЕС не дадут России возможности ни импортировать, не экспортировать «передовые технологии» (все знают, какой опыт накопили западные страны в выдавливании со всех рынков отечественных самолётов, энергетического оборудования…).
Налоговое стимулирование инвестиций могло бы стать «козырем» Программы. Но налоги ЦСР предлагает не повышать, а о привлечении капитала в промышленность не пишет.
Другие наиболее важные идеи Программы ЦСР связаны с приватизацией и с использованием накоплений населения. К сожалению, ничего конкретного не предложено. Продать госсобственность в сегодняшних условиях за хорошую цену нельзя (рынок, санкции, низкий уровень защищенности собственности). А для поддержания уровня в 0,5% от ВВП за счет выручки от приватизации на каждые из следующих семи лет придется продавать «Газпром», «Роснефть», «Транснефть» и Сбербанк по низким ценам, из-за санкций и ухода с российского рынка большей части институциональных инвесторов.
Конечно, если благодаря прямым инвестициям удвоится несырьевой экспорт и производительность труда вырастет на десятки процентов, то Россия имеет шанс ускорить рост ВВП. Но кто это профинансирует с российской стороны, учетом позиции ЦБ не допустить роста кредитования бизнеса?
Более вероятно, что в случае успеха предложенных ЦСР административных преобразований, но без стимулирующей ДКП и бюджетной политики роста заимствований, экономика России получит еще несколько лет роста около нуля, но не успеет так «ускориться», чтобы за семь лет Программы прийти к ее главным целям. ЦСР недооценивает фактор инерции не только экономики, но и человеческой психологии — чем дольше трудоспособные граждане будут жить в ощущении застоя, тем больше времени им понадобится для принятия решения создать свой бизнес, инвестировать в развитие и/или приобщиться к техническому прогрессу.
Наконец, важный аспект любой программы реформ — «деньги граждан». Потребительский спрос, сбережения и кредиты населению становятся всё более важным элементом любой экономической стратегии — «сбербанковской», бюджетной, крупного бизнеса. Если даже взять правительственный «Бюллетень о тенденциях в Российской экономике», то мы видим, что сбережения растут, а кредиты населению — почти нет. Кредиты не берут, имея на 24 трлн рублей сбережений. Выданные кредиты населению — всего 11 трлн рублей, т.е. — самый большой разрыв со сбережениями за все время. Если эти средства не вовлекаются в рынок капитала (а политика ЦБ этому не очень способствует, хотя рубли и «стабилен»), то можно упустить важнейший ресурс для роста ВВП.
Результаты этого заметны: падают темпы ввода жилья на 10% год к году, розница также не растет. В отсутствии потребительского или инвестиционного спроса на сбережения граждан страна обречена на рецессию и это ясно любому макроэкономисту. Поэтому, программа реформ должна предлагать, как стимулировать спрос и инвестиции (а не только забрать ликвидность у банков, с чем ЦБ и госбанки сегодня справляются). Быстрый способ добиться начала роста строительства — стимулировать ипотечный бум (так делалось во многих странах и, даже завершаясь падениями рынков, но оставляло людей с жильем). Это не самый качественный рост, но он позволит запустить механизм спроса.
Более сложный и более качественный рост достигается стимулированием инвестиционного спроса корпораций, что давно делается в Китае. И именно там можно применить госрегулирование, как с активным участием в распределении кредитов «своим» (российская модель), так и с рыночным стимулированием кредитов определенным отраслям (китайская модель). Государству можно, для начала, снизить ставку для заемщиков на приоритетных направлениях и поставить под контроль список из 100-200 крупнейших инвестпроектов — и госкомпаний, и частных. Но сейчас даже это отдельно не исследуется.
Нельзя не отметить, что в «конкурирующих» программах ЦСР и «Стратегии Роста» много сказано о стимулировании инвестиций и спроса. И при этом ЦСР выглядит, как «жесткая« программа, предполагающая, что лучше — сберегать, чем вкладывать в реальный сектор — лишь бы снизить инфляцию (отсюда и поощрение carry trade для оффшорных инвесторов). А оппоненты надеются удержать инфляцию под контролем, запустив «мягкую» денежно-кредитную политику, благодаря стимулированию конкуренции и притоку инвестиций за счёт снижения курса национальной валюты. Кто прав, выяснить не просто, т.к. в России не было прецедентов реализации соответствующей модели (кроме 2008-2010 гг., когда А.Кудрин пошел на это из-за глобального кризиса, но тогда средние цены на нефть были выше и бюджету было легче, чем сегодня). А сегодня, при отсутствии теоретически обоснованных реформаторских программ, никто не рискнёт предсказать результат, особенно — в ЦСР.