Фото REUTERS / Lucas Jackson
Почему власти и общество не готовы к развитию автоматизированного производства и сколько осталось ждать очередной промышленной революции?
Кризис 2008 года был больше, чем просто глобальный финансовый кризис. Модель роста мировой экономики, которая работала на протяжении десятилетий, сломалась. В рамках этой модели в мировой экономике соблюдалось довольно четкое деление: были развитые страны, которые активно наращивали свое потребление, и развивающиеся, которые предоставляли развитым странам дешевую рабочую силу и некоторые, часто несложные, плоды ее труда, работали на наращивание этого потребления, поставляли сырье в виде нефти, газа, металлов, сельхозпродукции и др.
» style=»display: none»>
Почему эта модель сломалась в 2008 году? Развитые страны задолго до этой даты стали наращивать потребление уже не за счет роста доходов, но в кредит. Благодаря низким процентным ставкам и доступности финансовых продуктов это какое-то время работало. Но потом наступило перепотребление. Как это обычно бывает, осознание этого факта пришло неожиданно. Хорошим примером стал ипотечный кризис в США — это своего рода кризис перепотребления: американцы «потребили» слишком много жилья. Как только этот факт стал понятен многим, посыпалась вся система. Велика вероятность, что этот кризис станет символом того, что модель постоянно растущего потребления себя изжила, и на смену ей приходит новая. Какая точно сказать пока сложно, но развитые страны явно начали меньше потреблять и больше накапливать, и это явление уже превратилось в тенденцию.
Что стало с развивающимися странами? Развивающиеся страны работали на удовлетворение растущего спроса развитых, но ситуация изменилась. Когда потребители Европы и США перестали наращивать расходы так же, как и раньше, да еще и сократили кое-что, появилось огромное количество избыточных мощностей и непонимание: «А что делать? А куда все это девать?» Если раньше было понятно: строишь завод — продаешь его продукцию американцам или европейцам, буришь нефть — гонишь ее в развитые страны или в Китай, который производит товары для рынков развитых стран. То после кризиса 2008 года девать уже добытое сырье в ряде случаев стало некуда. Перспективы наращивания предложения поблекли. Развивающиеся страны осознали, что жить как прежде они уже не могут, а как жить дальше — не понимают, потому что в подавляющем большинстве случаев не заботились о долгосрочных стратегиях, об адекватной оценке перспектив на долгосрочных горизонтах. В России никто не был готов такую стратегию разработать и не разработал до сих пор, и не потому что нет умов, а просто потому что не было и нет внятного заказа от власти и общества.
Таким образом, впервые за много десятилетий, сегодня мир озабочен тем, каким образом дальше развивать экономику. Как вернуться к устойчивому росту? На поверхности два тренда: первый — это роботизация, второй — экологичность. Первый тренд очень выгоден бизнесу, особенно, при низких ставках (то есть дешевом капитале), но не выгоден государству.
Что делает роботизацию выгодной для бизнеса? Главное — это неимоверно высокая производительность и готовность современных технологий почти к полной автоматизации многих рутинных процессов. Сейчас нет никаких проблем в том, чтобы заменить роботом примитивные операции. Уборка, поддержка колл-центров, погрузка материалов с помощью полностью автоматизированных роботов, даже автомобили без водителя — сейчас это реальность. Например, очень внушительная часть издержек компании Uber составляет оплата труда водителя, поэтому компания думает о том, как можно водителя заменить и проводит тестирование беспилотных автомобилей. В Сан-Франциско запущены пилотные проекты по перевозке пассажиров на самоуправляемых автомобилях. Выгода очевидна: полностью исчезает человеческий фактор, машина всегда на линии и работает 24 часа в сутки, предсказуемость бизнес-процессов колоссально возрастает.
К сожалению, роботизация не используется на полную мощность. Пока это происходит на уровне отдельных локальных проектов. Компания Adidas, например, в Баварии открыла фабрику, почти полностью автоматическую, которая совершенно спокойно может изготавливать любые модели обуви в считанные дни. То, что в Азии ездит по заводам и собирается в пределах двух месяцев, на Баварской фабрике — несколько дней и готово. Тем не менее, пока это не масштабный процесс: от общего производства автоматическое занимает около 1,5%. Для Adidas сейчас это не столько производственная задача, сколько оптимизация логистики и исправление ошибок маркетинга. Какая-то коллекция продается очень хорошо, а какая-то, наоборот, уходит медленно. Компании приходится что-то распродавать, а что-то заново завозить из Азии — на это уходит время, а, следовательно, можно потерять и деньги, и клиентов. Имея автоматизированное производство в странах сбыта обуви, можно быстро вычислить, что продается хорошо и за несколько дней пополнить ходовым товаром склады прямо на месте.
Масштабному развитию роботизации в мире будут активно препятствовать власти, профсоюзы, работники. Правительство не может себе позволить уволить несколько миллионов водителей и заменить их роботами, хотя бы потому что это вполне здоровые и дееспособные мужчины, которым ничего не стоит устроить пару-тройку переворотов в нескольких странах. Власти и общество не знают пока, что им предложить взамен. Общество не готово меняться, принимая новые правила игры. Прецеденты уже были в профессиональных сообществах. В частности, компания Procter & Gamble сертифицировала в Канаде специальный аппарат для анестезии, чтобы заменить врача-анестезиолога на некоторых простых операциях. Врач на такой операции стоил 2 000 канадских долларов, а эта машина за 300 долларов могла совершенно спокойно делать всю ту же работу. Профсоюз врачей саботировал использование этого аппарата, настаивая на том, что машина не прошла должной сертификации, не может работать без специалиста и прочее. Естественно, врачи не захотели отдавать свои рабочие места.
Однако очень многим хочется, чтобы уверенный рост так или иначе вернулся в мировую экономику. Как раз ради этого власти пытаются внедрить второй тренд — экологические нормы, защита окружающей среды. Общество во многих странах к этому готово. Однако бизнесу это чрезвычайно невыгодно, потому что на самом деле бизнесу не очень важно, что там с экологией, для бизнеса это издержки. Кроме того, убедить потребителя купить что-то более экологичное очень тяжело — преимущества часто не очевидны, а более высокая цена прямо перед глазами. Можно объяснить, как это работает с машиной, а с холодильником, например, будет уже гораздо тяжелее. Более того, ученые еще не закончили споры о том, действительно ли наша экономическая деятельность наносит глобальный климатический ущерб. Есть мнение о том, что жизнь планеты, климат, подвержены циклам, и, например, нынешнее глобальное потепление — это просто очередной цикл, который был когда-то и сейчас повторяется в положенное время.
Велика вероятность, что обе тенденции пойдут рука об руку — общество, желающее большей чистоты, будет получать более экологичные товары и услуги, а роботы позволят не увеличивать (а, возможно, даже и снизить) их стоимость. В идеале это могло бы привести к продолжительному периоду устойчивого роста в мировой экономике, который так некстати закончился где-то в 2008 году.
И все бы хорошо, но пока совершенно не понятно, чем мог бы в этой ситуации заняться обычный работник сферы услуг или рабочий на заводе. Если роботы будут делать большую часть работы, то что же будут делать люди? Если работы для людей не окажется, то как же зарабатывать себе на жизнь? Ведь для подавляющего большинства живущих ныне людей оплата их труда — незаменимый источник дохода. Может ли так случиться, что скоро мы перестанем зарабатывать деньги?
К сожалению, хорошего ответа на эти вопросы нет ни у кого. Но велика вероятность, что пока они не будут найдены никакой промышленной революции 4.0, а вместе с ней и уверенного роста во всей мировой экономике не будет и этот неоднозначный период нашего будущего может растянуться на много лет.