Фото Руслана Шамукова / ТАСС
Многие бизнесмены хотят помочь подрастающему поколению, но не все понимают — лучше отремонтировать одну конкретную школу, чем запускать амбициозные образовательные программы
Крупнейший современный исследователь элит Сергей Волков на днях написал в своем блоге, что российскую элиту в силу обстоятельств ее формирования отличает от нормальной (то есть сложившейся за длительный период и естественным путем) почти поголовная отчужденность от каких-либо «внешкурных» и не сиюминутных интересов».
Заявление бизнесмена Аркадия Ротенберга о планах запустить благотворительный проект для подростков в социальных сетях и мессенджерах вроде бы показывает обратное. Можно вспомнить и школу «Летово» Вадима Мошковича, или, спустившись уровнем ниже, школу «Обыкновенное чудо» в Йошкар-Оле, либо же гимназию «Апекс» в Гатчине, также созданную местными бизнесменами, которым было куда труднее, чем столичным олигархам.
Но насколько убедительны и важны данные примеры, насколько они репрезентативны? Что движет бизнесменами, вкладывающими деньги в образование? Каковы могут быть краткосрочные и долгосрочные результаты от этих инвестиций?
Сразу отметим: надо четко отделять благотворительность от бизнеса. Нигде в мире в образовании нет ни олигархов, ни больших компаний. Даже Дональд Трамп от своего «университета Трампа» получил только головную боль и множество скандалов. И через пять лет существования заведения был вынужден его прикрыть.
Как заработать в образовании
Образование — слишком тонкая материя для зарабатывания больших денег. Наиболее успешный вариант — быть бизнес-тренером. На этом поприще люди в Америке могут зарабатывать приличные деньги. Подобная схема не требует сложной организации: подбора людей, владения помещениями, ответственности за учеников и т.д.
Университеты, колледжи и школы из серии for-profit education (некоммерческое образование), с одной стороны, резко отягощают собственников, а с другой, вовсе не являются слишком прибыльными и известными. И в них не крутятся большие финансы. Есть частные школы с вековыми традициями, но они тем и сильны, что невелики и не являются насосами по выкачиванию денег из клиентов — родителей детей. Разница между ними и какими-нибудь мальтийскими школами-интернатами, зазывающими детей из России на обучение, как между ресторанами и фастфудом.
Лучшие университеты Запада, вне зависимости от формы собственности — ни Оксфорд, ни Кембридж, ни Йель или Стэнфорд, ни какой-либо другой — не являются коммерческими и не направлены на извлечение дохода.
В современном мире образование, как правило, является общественным достоянием. Это касается как начального и среднего, так и высшего.
Считается, что все должны иметь равные права и возможности на доступ к образованию, а долг общества и правительства — обеспечить его. Эгалитарные настроения сильны, и им нет альтернативы, что бы там ни фантазировал покойный Каха Бендукидзе. Поэтому участие большинства бизнесменов в образовании — разного рода благотворительные проекты из серии non-profit.
В России лет тридцать назад на волне реформ в образовании появились первые частные заведения. Почти каждый мало-мальски крупный город счел своим долгом обзавестись «гимназией», куда ходили дети местной элиты. После волны первых восторгов и при трезвой оценке выяснилось, что они не дают ни больших денег, ни каких-то знаний, дающих большие преимущества их выпускникам. Они единственно тешили самолюбие родителей, способных обеспечить такое обучение для своих отпрысков, плюс гарантировали пребывание учеников в привычной социальной среде, среди себе подобных, куда бы закрыт доступ для детей бедных родителей.
При дефиците мест в детских садах и усилившемся чадолюбии общества, выражавшемся в желании разностороннего обучения малышей, большой размах приобрели частные детские сады и их эрзацы (то есть не имевшие соответствующей лицензии заведения, маскирующиеся под «центры дневного пребывания» и т. п.). Но и там больших денежных потоков не наблюдалось, а в последние несколько лет государство жестко взялось за их лицензирование и проверку, в результате чего многие из них прекратили деятельность. В системе высшего образования картина была еще хуже. Ни один из частных вузов серьезных успехов не добился, вспомним хотя бы «Университет Натальи Нестеровой».
И дело не в неплатежеспособности населения, низкой квалификации кадров или отсутствии инвестиционного капитала. Как уже было отмечено выше, это общемировая тенденция. Бизнес — это бизнес, образование — это образование. Они могут пересекаться между собой в определенных точках, но в целом у них разные пути.
Поэтому и в России для олигархов, больших и малых, остается только один путь в систему образования — благотворительность. Но у нас есть и своя специфика. Олигархи быстро остывают и теряют интерес, они могут разориться, подчас вмешивается политика — вспомним сотрудничество ЮКОСа и РГГУ. А порой школы и детские сады являются подарками для скучающих жен — со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Будучи людьми с советским багажом, даже те бизнесмены, что искренне хотят помочь школам и вузам, зачастую сами не знают, чего хотят и что должны делать. От этого они то начинают слепо подражать западным образцам, не учитывая российскую специфику, то пытаются изобрести велосипед, совершают ошибку за ошибкой и в итоге разочаровываются.
Пронырливые директора школ, ректоры вузов выжимают из них деньги, но всячески избегают любого контроля. Спонсоры, обжегшись на этом, не хотят рисковать повторно. Что касается социальных проектов (случай Ротенберга), то опять-таки не стоит ждать от них ни быстрой отдачи, ни глобальных последствий. Мировой опыт показывает, что еще ни один бизнесмен не перестроил окружающей действительности с помощью филантропии. Тот же Билл Гейтс влияет на жизнь на планете все-таки своим софтом, а не благотворительным фондом.
Эффект воспитания
Любое действие бизнесмена локально, он не может действовать в масштабах всей страны или даже региона. А подростки не живут изолированно, поэтому, спасая их «от улицы» в одном дворе или городе, невозможно предотвратить их контакты со сверстниками или взрослыми, не ставшими объектом благотворительного воздействия. Выбор сайтов в интернете — также дело добровольное, заставить детей смотреть правильные и душеспасительные сюжеты чрезвычайно трудно.
Поэтому, не возлагая больших надежд на переустройство России с помощью частных инвестиций в образование и сферу детства, тем не менее можно отметить, что таковые вложения все-таки лучше, чем ничего. Во-первых, за счет таких инвестиций можно повысить уровень безопасности (системы видеонаблюдения, предупреждающие знаки на дорогах, ограждения и т. д.) — это то, что служит долго и не требует постоянного внимания. Во-вторых, деньги могут пойти на строительство банальных спортивных сооружений и игровых площадок. Выборы приходят и уходят, а поставленные к ним объекты сохраняются потом еще многие годы. На юге Москвы до сих пор стоит немало горок, установленных владельцами «Седьмого континента» еще в избирательную кампанию 2003 года. Один из его владельцев, став затем губернатором в Тульской области, в качестве PR-проекта разместил в ней несколько десятков игровых и спортивных площадок. Велеречивые и безвкусные надписи о том, что это дар жителям от такого-то губернатора, никто не читает, да и про губернаторство его давно забыли, но объектами пользуются.
Иными словами, идеальные инвестиции в образование должны быть точечными, долгосрочными и не связанными с текущей финансовой и политической ситуацией у спонсора. Ремонт школы, разовая закупка книг для библиотеки работают дольше и дают большую отдачу, чем амбициозная образовательная программа.